Автор

Кризис маскулинности

Что мы знаем о Каренине? Точнее, что мы помним о нем? Да-да, том самом Алексее Александровиче, жена которого бросилась под поезд и навеки вошла в мировую литературу как образ страдающей русской души…

Итак, что мы помним о Каренине? Что у него отвратительные уши. И что он, как хорошо отлаженный механизм, чужд душевным порывам. Живет «по нормативу», следует правилам, принятым в обществе. Но по-христиански милостив и великодушен: после гибели Анны забирает ее дочь к себе. Вот, пожалуй, и все. Василий Сигарев, написавший пьесу по мотивам знаменитого романа, предлагает посмотреть на героя повнимательнее. Он продолжает историю там, где Толстой предпочел поставить точку.

Драматург являет нам Каренина в состоянии очевидного душевного слома. Мы с самого начала осознаем, что Анны больше нет, и это стало причиной тяжелейшего духовного недуга Каренина. Вновь и вновь его одолевают обрывки воспоминаний, мучительные попытки осознать случившееся.

На сцене черный кабинет. Задник отделен от авансцены стеной, в которой несколько дверей, из них появляются герои. Справа, в глубине и на возвышении, — человек. Он исполняет пластические экзерсисы, сидя в вертящемся офисном кресле. Его роль останется загадочной до самого финала, когда он вдруг выйдет на авансцену — эдакий андрогин с набеленным лицом-маской… Но спойлерить не буду.


Е. Мундум (Каренин). Фото — официальный сайт театра.

Все происходящее на сцене — погружение в воспаленное мужское сознание. Мы видим человека, раздираемого ревностью. Он любит жену, но измучен чувством собственной неполноценности. Он стар! И слаб! А вокруг столько сочных и сильных мужчин, готовых занять его место рядом с молодой женой. Но режиссер так строит действие, что невольно начинаешь сомневаться в самой основе разыгравшейся в этой семье трагедии — а была ли измена?

Вронский здесь лишен индивидуальности и выведен в образе жеребца почти буквально: в сцене скачек он появится с лошадиной головой. Мощный торс, перекрещенный кожаными ремнями, как сбруей, черные кожаные перчатки до локтя, туго обтянувшие крепкие руки… Это не только и не столько Вронский, это все молодые и сильные, которым Каренин не конкурент.

Анна Анны Ткачевой вовсе не ослепительная полнотелая красавица, «выступающая» из платья. В ней нет той густой телесности, манкости, сексуальности, которая так важна в образе толстовской героини. Мы видим худенькую маленькую женщину, которую муж изнуряет ревностью. Имеют ли его подозрения почву? Или это плод больного воображения, раздираемого сомнениями в своей мужской полноценности? Евгений Мундум играет Каренина человеком, стоящим на пороге старости и не способным этот факт принять и пережить. Все, что происходит дальше с Анной, — его вина. Он изводит ее до смерти.


Сцена из спектакля. Фото — официальный сайт театра.

Впечатляют сцены, в которых действуют люди в черном — слуги просцениума. То несут светящиеся ведра, из которых клубится пар, то выходят с огромными выпуклыми зеркалами вместо тел. Их выходы становятся зримыми метафорами овладевших Карениным темных мыслей. Вообще внешний образ спектакля предельно лаконичен, но образен, театрален. Сценический мир, выстраиваемый режиссером, готов к превращениям, может обернуться иным содержанием.

Так, в начале спектакля на сцене установлено что-то вроде подиума. Две прямоугольные металлические конструкции, напоминающие скамьи, образуют букву «Т». Конструкции эти мобильны, герои их все время передвигают. По ходу спектакля, несмотря на очевидную смену функций, они будут навязчиво напоминать каталки, на которых в морге перевозят трупы. И этот образ тоже входит в смысловой ряд спектакля, финальным аккордом которого станет выход Анны после ее падения под поезд.

Это вообще спектакль про смерть, приближение которой с таким страхом чувствует Каренин. А еще про мужские комплексы и желание хотя бы ненадолго побыть ребенком собственной жены…Но мысль о том, что муж жену извел, к которой сводится весь смысл этой истории, кажется недостаточной.

Композиция закольцована: спектакль начинается и заканчивается одним и тем же вопросом Каренина. «Что же это такое?!» — кричит он, вновь и вновь попадая в колесо собственного мифа. Он обречен проживать кошмар гибели Анны в своем воспаленном сознании, хотя последние ее слова о наказании адресованы у Толстого вовсе не ему. И вопрос «А был ли Вронский?» повисает в воздухе.

Комментарии

Оставить комментарий