Автор

​Изгой на шарнирах, чупакабра из Золота

Лет десять назад начался новый этап в истории Прокопьевского драмтеатра, заявившего о себе на фестивалях малых городов, «Текстуре», «Золотой маске». Связано это в числе прочего с лабораториями, первая из которых состоялась в 2011-м. В разное время на лабораториях в Прокопьевске ставили пьесы из шорт-листа «Любимовки», современную зарубежную драматургию, спектакли для детей и подростков. Сначала куратором был Олег Лоевский, последнюю и предпоследнюю провел Павел Руднев.

Некоторым из эскизов не суждено было войти в репертуар. «Маяковский идет за сахаром» Олега Липовецкого, «Развалины» Павла Зобнина, «Горка» Ивана Орлова — для местных театралов как пароль, свидетельство принадлежности к тайному ордену, в котором состоят лишь избранные.

Но и спектаклей из эскизов выросло немало. Например, «Язычники» Веры Поповой были в программе «Маска Плюс». С прошлогодней лаборатории в репертуар вошли «Тот самый день» Снежанны Лобастовой и «Посадить дерево» Александра Черепанова.

В последнюю январскую лабораторию вошли три пьесы программы «Любимовка-2019» и одна из конкурса «Кульминация».

«Золото» — основанная на реальных событиях пьеса Екатерины Тимофеевой и название поселка в республике Башкортостан. Горит промышленный карьер. Жители задыхаются от выбросов сероводорода.


«Золото». Фото — В. Равилов.

Режиссер эскиза Никита Золин — из закрытого и экологически неблагополучного Озерска Челябинской области. Прокопьевск расположен в угольном Кузбассе. Здесь черный снег зимой — обычное дело. Совсем рядом Киселевск, в котором живут «киселевские канадцы», прогремевшие на весь мир после обращения к премьер-министру Джастину Трюдос просьбой предоставить им экологическое убежище. Новости о сибирских «канадцах» — давно не топовые, хотя проблема не исчезла, а про другие кузбасские территории, где зафиксированы подземные пожары, за пределами региона никто и не слышал. О башкирском поселке Золото федеральные СМИ тоже не пишут. И авторы эскиза, и публика лишь благодаря пьесе узнали, что происходит в Золоте. На обсуждении зрители не только спорили о художественных достоинствах спектакля, но и возмущались бездействием властей и молчанием послушного большинства.

Пьеса — сигнал SOS, крик о помощи. Казалось, эскиз обречен стать публицистическим памфлетом, прочитанным по ролям. Но режиссер сочинил нетривиальный сценический текст. Пустое черное пространство. На полу в центре белыми линиями очерчен прямоугольник. По углам этой фигуры зажигают курительные палочки статисты в черной одежде и в черных уродливых противогазах — безликие модераторы экологического апокалипсиса. Это и напоминание о запахе серы, от которого у героев болит голова, и ритуал, похожий на черную мессу. По ходу действия оптика меняется. Семья —Марьям, ее сын и мать (в пьесе обозначена как Бабка) — живет внутри этого прямоугольника, дома с невидимыми стенами. Белые линии и курящиеся благовония будто оберегают его от ада, начинающегося сразу за периметром.

Роли очень подробно и разнообразно прожиты. Даже впадающую в маразм Бабку, которая верит, что сера — это благодать божья, и жить не может без телевизора с Путиным, Татьяна Бессчастнова играет так, что ее героине симпатизируешь. Марьям Светланы Поповой — душа этого дома. Сохранившая обаяние, уверенная, легкая, всегда готовая пошутить или улыбнуться шутке, сказанной другими. Оставаясь собой, умеет говорить и со старой Бабкой, и с четырнадцатилетним сыном Мишей. В семье не всегда царит идиллия, но здесь друг друга понимают и любят. Герои не могут покинуть это гиблое место. Сопротивляются обстоятельствам, которые сильнее их, но не озлобляются, не теряют человеческого достоинства.

Статисты — наоборот, воплощение бесчеловечности. По ходу действия все больше напоминают эдаких оккупантов-эсэсовцев. В их механистичности и бесстрастности есть что-то садистское. В пьесе присутствует документальная составляющая — посты, опубликованные жителями Золота в соцсетях. Эти фрагменты читают статисты, выкручивая Марьям руки и избивая ее. Соответствующие эпизоды решены как ритмизированные пластические этюды. Автор одного из постов сообщает, что в окрестностях бродят мутанты, похожие на чупакабру. Когда статисты в противогазах с загнутыми вверх носами-набалдашниками зачитывают этот пост, становится понятно, что они и есть мутанты, нелюди.

В начале внутрь прямоугольника вкатывают конструкцию, на которой сидят герои и которая в этот момент напоминает повозку. Позже она превращается в обеденный стол. Потом — в карусель, на которой вращаются хохочущие Марьям, сын и Бабка. Это предсмертная эйфория. В пьесе открытый финал, но в финале эскиза снова появляется конструкция — катафалк с безжизненными телами.


Д. Савенков (Тёма). «Замыкание». Фото — В. Равилов.

Совсем другие семейные отношения в эскизе «Замыкание». Пьесу Марии Малухиной выбрал Александр Созонов. У тринадцатилетнего Темы тяжелое заикание, превращающее его в изгоя, в объект насмешек сверстников. Семья внешне благополучна, но каждый из взрослых обитает в своем мире. К тому же Темин недуг — расплата за ошибки родителей. Мальчик совсем перестает разговаривать дома, но близкие этого даже не замечают. И в пьесе, и в эскизе заикание — метафора: Тему никто не хочет понять, даже бабушка, щеголяющая словечками молодежного (как ей кажется) сленга.Подростка будто лишили права голоса, запретили стать личностью.

Тема в исполнении Дмитрия Савенкова угловат, застенчив и самолюбив. Подростковая пластика и при этом серьезные мысли, высказанные так, что понятно: это выстраданное, не заимствованное. Его развернутые реплики — внутренние монологи героя, обреченного на почти полное молчание. На Савенкове шейный микрофон (остальные персонажи обходятся без усиления звука).

Режиссер переворачивает ситуацию: немого слышно лучше всех. Как в первом эпизоде фильма «Зеркало»: «Я могу говорить!»

Савенков — Тема не столько играет роль, сколько рассказывает историю. Иногда наблюдает за происходящим со стороны. В этих эпизодах вместо настоящего Темы действует шарнирная кукла. Ее одевают в тесный свитер, она отплясывает на концерте (бабушка записывает мальчика на танцы), ее пинают одноклассники. Ее с ненавистью развинчивает оскорбленный, доведенный до отчаяния, Тема - Савенков, чьи манипуляции с куклой сродни суициду.

Главный герой остро переживает свою инаковость. Куклой управляют-манипулируют красавчики и хозяева жизни — любовница отца, мамина псевдоподруга и его одноклассник, который чаще других унижает Тему.

В эскизе укрупняется роль Теминой матери. Юлия Вылегжанина играет потерянную, задерганную, раньше времени увядшую женщину. Не просто неудачница и обманутая жена, а еще один изгой в этой семье. Она тоже не вписывается в мир успешных и гламурных.

Бабушка в исполнении Любови Хмельницкой — это другой тип актерского существования, будто не из этого спектакля. Вероятно, режиссер так и задумал. Бабушка и в пьесе живет в придуманной ею реальности.

Свидание Теминого отца с любовницей — эротическо-сатирический танец. В эскизе вообще на удивление много юмора, музыки, танцев и драйва, что лишь усиливает по-настоящему драматичные эпизоды.

Некоторые эпизоды отсылают к стилистике модных видеоклипов. Визуальная составляющая спектакля — напоминание, что мир китча и гламура беспощаден ко всему подлинному и хрупкому.

В финале пьесы лишь брезжит надежда на понимание, до которого еще очень далеко. В эскизном спектакле все домочадцы обнимаются, прощая друг друга. Не верится, что глубокие психологические травмы моментально зарубцевались.


«Путаница». Фото — В. Равилов.

Пьесу Алексея Макейчика «Путаница» поставил Егор Чернышов. История на двоих. Денис, чтобы решить свои психологические проблемы, обращается к психотерапевту Марте, которая только выдает себя за специалиста, при этом сама посещает психологический тренинг и в помощи нуждается не меньше Дениса. Неглупая комедия с грустной улыбкой над зависимостью от всевозможных психотренингов.

Зрители сидят на камерной сцене, а Юрий Пургин и Ольга Гардер играют на ступеньках. Такое пространственное решение позволяет выстраивать выразительные мизансцены. Но, как показалось, актеры только начали разбираться с текстом. Пока герои от начала до конца истории не слишком меняются.

Запомнился один эпизод. На очередном сеансе Пургин — Денис, раскусивший обман, отказывается слушать Гардер — Марту, хотя героиня, прежде только притворявшаяся специалистом, именно в этот момент начинает анализировать ситуацию как профессионал. Человек просит о помощи, но в тот момент, когда эту помощь предложат, почему-то не поверит, не примет. Способен ли вообще кто-то кому-то помочь?


«Мой папа — Питер Пэн». Фото — В. Равилов.

«Мой папа — Питер Пэн». Пьеса Керен Климовски. Режиссер Полина Золотовицкая. Лабораторный показ проходил в бутафорском цехе под самой крышей. В финале папа исчез в настоящем окне, из которого, если действительно выпасть, разобьешься всерьез. Зрители всех возрастов вздрогнули.

У Сергея Стасюка получился озорной, но уставший Папа с грустными глазами. Быть большим и не играть по взрослым правилам — тяжкий крест. В финале встреча Рассказчика с собой маленьким выглядит подлинным обретением и принятием себя. Маму и Учительницу — новую папину возлюбленную — играет одна актриса. Эти героини — две инкарнации Венди. Из уст Натальи Денщиковой — Мамы очень убедительно звучит обвинение в адрес Папы, что именно он сделал из нее скучную зануду.

Обсуждение спектакля превратилось в суд над Питером Пэном и заодно над всеми кидалтами. Обвинители доминировали. Зачем этот герой, отдавая себе отчет, что выбрал неудачную жизненную стратегию, навязывает эту стратегию и сыну? Для актеров, выступивших на обсуждении, важным оказалось то обстоятельство, что в пьесе Климовски Папа — несостоявшийся артист.

Комментарии

Оставить комментарий